Когда в 42-м немцы заняли хутор Кочки (территория нынешнего Губкинского городского округа), многим из подпольщиков не было и 16. Фашисты пришли 2 июля, на рассвете. В 10 километрах севернее, у Скородного, под непрекращающейся бомбежкой пытались пробиться на восток части 21-й армии. Через несколько дней они попали в окружение под Старым Осколом.
На хуторе Кочки Саша Булгакова была единственной из подпольщиков, кто умел рисовать. В четыре года у нее парализовало ноги, и девочка видела войну в основном из окна.
В семье Саши Булгаковой, кроме нее, еще три сестры. Две из них, Катя и Аня, тяжело больны туберкулезом – тоже почти не встают из постели. Вот и вся подпольная организация. Чуть позже к девушкам присоединятся Миша Кривошапов 17 лет и его ровесники: Алеша Мигунов, Маша и Надя Булатниковы.
Кроме них, бороться с захватчиками во всем хуторе больше было некому. Ребята собирались сами и без малейшего понятия о конспирации и подготовке пытались бороться с врагом, как умеют.
Кочки становятся глухим немецким тылом. Спустя всего несколько дней после того, как хутор был занят фашистами, они гнали сотни красноармейцев. По воспоминаниям колонны взятых в плен советских солдат растягивались на полкилометра.
Перед этим местных жителей предупредили, что если среди пленных окажутся их близкие или родственники, их можно забрать. Летом 42-го немцы были еще в хорошем расположении духа. Подпольщики собирали пленным еду, помогали, чем только возможно. А несколько девушек из подполья освобождали пленных, говоря немцам, что тот или иной – их муж или брат. Иногда хитрость удавалась, и немцы отпускали какого-нибудь солдата.
К ноябрю 42-го настроение немцев испортилось. Не сдающийся Сталинград дивизия за дивизией перемалывал части вермахта. В Германии не хватало рабочих рук. Решить эту проблему должна была дешевая рабочая сила с востока Европы. Добровольцам обещали сытую жизнь в свободной Германии, зарплату, как у немецких рабочих, и возможность отсылать деньги на Родину. Правда, быстро выяснилось, что Германии нужны не рабочие, а рабы, а сытая жизнь – только в нацистских агитках.
Тогда оккупационные власти перешли к силовым методам – рассылали повестки, которые обязывали явиться на сборный пункт. За уклонение по законам военного времени полагался концлагерь или расстрел, за найденную листовку – обвинение в связях с партизанами и тоже расстрел. Поэтому листовки кочкинские подпольщики прятали в валенках.
Подполье хутора Кочки – одно из немногих, участники которого переживут оккупацию в полном составе. Весной 43-го их хутор освободили. Миша Кривошапов ушел в действующую армию, сестры Булгаковы едва дожили до Победы. Последняя из них, Шура, успела оставить в газете короткую заметку об их борьбе.
Осенью 41-го в поселке Масловой Пристани (территория нынешнего Шебекинского городского округа) был сильный немецкий гарнизон. Позиции Красной армии расположились на несколько десятков километров восточнее. Всю зиму 41-42-го годов советские бойцы не давали немцам покоя. Информацию для боевых операций собирали через местных жителей.
Шесть деревенских мальчишек даже не по партизанскому приказу, а сами по себе, ходили по окрестным хуторам и отмечали немецкие позиции. Потом через партизанских связных сведения передавали в боевые части.
15 декабря части 226-й стрелковой дивизии должны были уничтожить немецкий гарнизон в Масловой Пристани. Операция сорвалась в последний момент… 20 декабря все шестеро мальчишек были повешены.
Село Архангельское расположено в нескольких километрах к югу от Масловой Пристани. Партизанам здесь помогал Гриша Беликов, которого называли Гриша Маленький – в 41-м ему исполнилось 13. Сначала Гриша таскал для партизан хворост и чистил оружие. Потом для смышленого мальчика нашлась другая работа. Он обходил несколько деревень, запоминал, сколько часовых дежурили и когда пересменка, искал избы с немецкими офицерами и пересчитывал замаскированные орудийные расчеты.
Детей немецкие патрули поначалу пропускали свободно. Потом, когда налеты на гарнизоны гитлеровцев начали происходить все чаще, немцы стали обращать внимание и на них. Так в селе Мясоедове погиб Витя Лупандин. Он тоже считал вражеские патрули и был на три года младше Гриши Беликова.
К зиме 42-го Гриша был уже опытным бойцом. Но минное поле на опушке своего леса заметил не сразу. В тот раз ему повезло, и мальчик смог выбраться из ловушки, а впоследствии стал отличным партизанским снайпером.
В 1943 году из уже освобожденных белгородских сел мобилизовали последних взрослых. Остались совсем дети 15-16 лет. Из них набирали минеров – так тогда называли команды для разминирования колхозных полей. На подготовку к смертельно опасному занятию отводилось 70 часов. По минам ходили 16-летние мальчики, которые за три дня подготовки в лучшем случае отличали боковой взрыватель от донного. Выносить обезвреженные боеприпасы предполагалось руками.
О погибших минерах вспомнили только в 1984 году и увековечили их память в монументе. Имя Алеши Василенко здесь первое. Потом погибли еще трое.
В селе Илёк-Пеньковка в команду минеров набрали девушек по 15-16 лет. Главное условие, чтобы не было детей, – работа опасная. Девять девчонок находились под командованием двух сержантов. Их задачей было складировать мины, собранные со всех окрестных полей.
Эта работа длилась 39 дней. 40-й стал последним. Что произошло в октябре 43-го на складе, не узнает никто. Разом сдетонировали сотни мин, которые там хранились. Все, кто был на складе, погибли. Работы по разминированию продолжались еще два года, до самого конца войны.
