Я Бетховеном занимаюсь всю жизнь и занимаюсь с полной самоотдачей. Все его фортепианные концерты исполнял неоднократно. Не могу сказать, что я специалист по Бетховену, я, как любой пианист, прикасаюсь к его творчеству, потому что его обойти невозможно. Бетховен – один из певцов непрограммной музыки в первую очередь.
Театр и кино оперируют гораздо более конкретными приемами и гораздо более артикулированными – их не нужно так расшифровывать, как нужно иногда расшифровывать музыку. Так как музыка бессловесна, при восприятии она имеет такое широкое поле для интерпретации, что нет какого-то единого общего знаменателя, к которому все зрители и слушатели придут. Это если речь о камерной инструментальной музыке. Если мы говорим про оперу, тут всё гораздо конкретнее.
С каждым сочинением, которое ты много лет играешь, возникает история. Задача моя на данный момент заключается в том, чтобы не утратить свежесть в отношении к этой музыке (четвертому концерту Бетховена – прим. ред.), и над этим я работаю.
Впервые четвертый концерт Бетховена я сыграл, когда мне было 16 лет, и это была неудача: я выбрал это концерт как пьесу для финала конкурса. Это был мой первый международный взрослый конкурс. Я получил там вторую премию, не первую, совершенно заслуженно, потому что четвертый концерт был под моими руками в 16 лет совершенно незрелой пьесой. Это было всё слишком наивно и, может быть, недостаточно выразительно. Эта музыка бесконечно глубока, и это очень зрелое сочинение.
В идеале нужно играть настолько хорошо, чтобы вызывать у слушателей-мэтров восхищение и неподдельный восторг. Но это задача почти непосильная. Не знаю, кто способен растопить сердца парижских или лондонских слушателей…
Я очень рад, что вернулся в Белгород. Это, наверное, уже четвертый раз. И я очень жду выхода на сцену и встречи с этой публикой. Желаю не утрачивать свежесть восприятия.